Ик 7 омск беспредел

«Там была мясорубка»

Силовики жестоко подавили бунт в омской колонии. Кто и почему его устроил?

Ночь на 7 октября в Омске запомнится надолго: накануне в местной исправительной колонии №6 (ИК-6) 150 заключенных устроили бунт, после чего за решеткой ввели особый режим, а в списках пострадавших оказались более 100 зэков. В Федеральной службе исполнения наказаний (ФСИН) поспешили заявить, что инцидент — всего лишь небольшая потасовка между осужденными. В то же время, по словам правозащитников, сидельцы устроили в ИК-6 массовую акцию протеста против карательных отрядов из активистов — заключенных, сотрудничающих с администрацией колонии. Подробности произошедшего в омской зоне выясняла «Лента.ру».

Отрицательно настроенные

Утром в понедельник, 8 октября, в региональном управлении ФСИН сообщили, что работа омской ИК-6 вернулась в штатный режим. В управлении отметили, что голодовку, о которой сообщал ряд СМИ, никто из осужденных не объявлял. Сам же бунт, по версии тюремного ведомства, произошел из-за того, что «отрицательно настроенные» осужденные, говоря простым языком, обнаглели.

Материалы по теме

«Они били меня шокером, кричали: сейчас будем насиловать»

«Запахи пищи сводили с ума»

В выходные они попросили предоставить им сотовые телефоны, разрешить свободное перемещение по территории колонии, открыть штрафные изоляторы и выпустить всех нарушителей режима содержания. Поскольку требования зэков-бунтарей были явно незаконными, руководство ИК-6 решило ввести на территорию колонии сводный отряд бойцов Росгвардии и спецназа ФСИН. Тут стоит отметить: ИК-6 — колония строгого режима для «первоходов», то есть осужденных впервые.

«Возникла необходимость изолировать отрицательно настроенных осужденных и провести обысковые режимные мероприятия для пресечения дальнейших беспорядков и предотвращения давления на положительно настроенных осужденных. При проведении данной операции оружие и специальные средства не применялись», — говорится в сообщении УФСИН.

По данным тюремного ведомства, осужденных в ходе спецоперации конвоировали с руками, загнутыми за спину, а ее ход запечатлели при помощи средств видеофиксации. При этом «отрицательно настроенные» сопротивления не оказывали — и их изолировали от основной массы зэков. Сейчас с бунтовщиками работают следователи, а пострадавших в ходе произошедшего, по официальным данным, нет вообще.

«К ним примкнула вся колония»

Между тем руководитель портала Gulagu.net Владимир Осечкин опубликовал приказ от источника во ФСИН, содержание которого противоречит официальной информации о произошедшем в ИК-6. Из документа следует, что 6 октября в 21:30 по местному времени осужденные отрядов №5 и №6 в количестве 100-150 человек организовали массовую драку и погром в отрядах. Они предприняли попытку освободить заключенных из карантинного отделения, штрафных изоляторов (ШИЗО) и помещений камерного типа (ПКТ).

К бунтующим примкнули осужденные еще из шести отрядов (№3, 4, 7, 8, 9, 10). В результате возникла непосредственная угроза жизни и здоровью осужденных и персонала учреждения, отмечается в приказе ФСИН. Документ, подписанный временно исполняющим обязанности начальника управления ФСИН по Омской области Русланом Петеневым, предусматривает введение с 7 октября 2018 года в ИК-6 усиленного варианта несения службы по охране и надзору со стороны сотрудников колонии. Также отменяются свидания осужденных с родственниками, переписки и телефонные переговоры, просмотр кино и чтение литературы, прогулки.

— Информация, содержащая в приказе, опровергает все утверждения УФСИН о том, что произошла какая-то небольшая драка, — отмечает Владимир Осечкин. — Очевидно, что не менее 100 человек начали массовую акцию протеста, неповиновения. К ним примкнула практически вся оставшаяся колония, а администрация потеряла контроль над вверенным учреждением.

По его словам, осужденные взбунтовались против незаконно организованной в этой колонии секции дисциплины и порядка (СДИП), входящие в которую заключенные (активисты) с негласного одобрения администрации получают право командовать остальными. В момент бунта из окон колонии осужденные вывесили простыни, на которых кровью было написано «Спасите» и «Помогите», отметил он. Осечкин уверен, что администрация утратила контроль над ИК-6, поэтому была вызвана подмога — и силовики начали штурм. Между тем СДИП были запрещены еще в 2010 году, но в омских колониях эта система по-прежнему негласно работает.

— Администрация вербует заключенных как негласных агентов, формирует из них команду, создает им льготные условия содержания, разрешает заниматься спортом, дает дополнительные свидания с родственниками, женами, любовницами, разрешает получать домашнюю пищу и пользоваться сотовой связью, — рассказывает собеседник «Ленты.ру». — За такие послабления эти заключенные с низкой нравственной планкой готовы выполнять любые распоряжения администрации. В частности, в ИК-6 по приказу оперативников они избивали и пытали неугодных заключенных.

В категорию неугодных прежде всего попадают «жалобщики» — осужденные, которые пытаются отстоять свои права, направляя жалобы в разные инстанции, а также заключенные, на которых поступают ориентировки от правоохранителей с тем, чтобы принудить их дать признательные показания и оформить явку с повинной. В разработку членов СДИП попадают также люди из обеспеченных семей. В спецпомещениях этих неугодных раздевают догола и избивают, и если с ними что-то происходит, то доказать причастность оперативных сотрудников, что именно по их команде активисты избили осужденного, невозможно.

«Вывесили кровавые призывы»

— Позвонила на горячую линию мать осужденного и рассказала о бунте, — говорит в беседе с «Лентой.ру» эксперт фонда «В защиту прав заключенных» Петр Курьянов. — Она сказала, что сейчас зайдет спецназ и будет их убивать. Другие родственники, которые были рядом, слышали выстрелы в колонии. Я попросил родственников, которые были рядом с колонией, поснимать.

На своей странице в Facebook правозащитник опубликовал видео, снятое возле ИК-6 в момент бунта.

«Придется тебя изнасиловать. Жалобы писать любим?». Новые свидетельства о пытках в омских колониях

Адвокат Мария Эйсмонт поговорила с бывшим осужденным, которого вместе с десятью другими арестантами омской ИК-10 мучили в пыточной тюрьме. По свидетельству тех, кто сегодня сидит в другой омской зоне, ЛИУ-10, пытки там продолжаются и по сей день.

Фабрика пыток

«Я был осужден в 2013 году и находился в ИК-10, так как у меня был туберкулез. Условия содержания в ИК-10 не соответствовали никаким нормам: ни еда, ни помещения. В камерах был грибок, сырость, «минусовиков» (закрытая форма туберкулеза. — «МБХ медиа») держали в одной камере с «плюсовиками» (открытая форма туберкулеза. — «МБХ медиа») и на наши жалобы начальство колонии не реагировало».

«В августе 2015 года мы написали коллективную жалобу и через телефон переслали жене одного из осужденных, чтобы она направила в Генпрокуратуру в Москву. К нам после этого приезжал прокурор, спрашивал: «Будешь забирать?». Я говорю: «Нет». И расписался. После этого 1 сентября утром всех собрали с вещами, всего 11 человек — тех, кто писал жалобы, и увезли. Я спрашивал, куда нас везут, но мне не ответили. Я сразу понял, куда нас привезли, когда мы выпрыгнули из машины, так как раньше отбывал наказание в ИК-7. Нас завели в здание СИ-3, хотя этот изолятор к тому времени, как мы знали, был уже закрыт», — так начинается адвокатский опрос бывшего осужденного, сделанный Марией Эйсмонт в середине сентября этого года.

Следы от наручников у одного из заключенных ИК-7 в Омске. Источник: gulagu.net

«Я первый из группы зашел и сразу получил удары по шее, по почкам. Мне объяснили, куда приехал: «Будешь ходить «корпус 90» (согнутый пополам, спина параллельно полу. — «МБХ медиа»), смотрим только в пол, по сторонам не смотрим, без разрешения голову не поднимаем!». И говорить можно только: «Так точно!» и «Никак нет!»», — продолжает омский сиделец.

«Нам сказали раздеваться, забрали вещи и поставили к верхней решетке и так мы простояли сутки, голые, без воды и еды, в туалет не выводили. Потом нас начали по одному заводить в какую-то комнату, где на полу были матрасы. Мне подставили подножку, и я упал на матрас, на голове у меня была наволочка, чтобы я никого не видел. Мне раздвинули ягодицы, сказали: «Придется тебя изнасиловать. Жалобы писать любим?»».

«Засунули в анал провод и пустили ток. Состояние было такое, как будто тебе оголяют все нервы на зубах и еще их тянут. Они что-то кричали, но я не понимал, что. Потом перевернули на спину, один сел на грудь, и провода подсоединили к половому органу. Я не видел этих людей; судя по голосам, в комнате было человек пять. Один из них все время держал наволочку, чтобы она не задиралась, еще один держал ноги. Я сильно кричал. Крики были слышны отовсюду, несмотря на то, что они включали музыку очень громко.

Потом нас опять поставили голыми в отсекатель, меня подвесили за две руки наручниками к решетке так, что до пола почти не доставал, приходилось висеть на руках 2−3 часа».

«Система вас сотрет»

«Одного из тех, кто меня подвешивал, я могу опознать. Это Махмадбеков Шодибек Хаджибекович, начальник ЕПКТ (единое помещение камерного типа. — «МБХ медиа»). Я в этот момент был без наволочки на голове, поэтому мог видеть и опознал его, второго я видел, но не уверен, что смогу опознать, помню, что он по виду был из Средней Азии. Кроме того, пока мы находились на СИ-3, несколько раз (нас) навещал начальник отдела безопасности с ИК-10 Бахтияр Сабиржанович, он был в курсе всего, что с нами там происходило, так что я уверен, что начальник ИК-10 Сысенко (Александр Анатольевич. — «МБХ медиа») тоже был в курсе, что с нами делают, и они принимали решение о том, чтобы тех, кто жаловался, вывезли на СИ-3 и подвергли пыткам».

«Все время, что мы находились на СИ-3 в ИК-7 с сентября по декабрь 2015 года, над нами издевались, обращались к нам, называя женскими именами, мы сутками стояли в квадратике, нарисованном краской в середине камеры на полу, и кричали правила внутреннего распорядка. Надо было встать и орать во всю глотку эти правила, многие из нас охрипли, например, Дмитрий Козюков. Смотреть нам разрешали при этом только в потолок. Периодически нас выводили на растяжку, и сотрудники по одному с каждой стороны начинали бить по ногам, чтобы ноги разъехались на шпагат. Я не мог становиться на шпагат и часто падал, меня поднимали и заново начинали растягивать».

«Махмадбеков Шодибек, начальник ЕПКТ, говорил нам, обращаясь и называя женским именем: «Ты кто? Вас стереть — три секунды. И никто за вас не приедет, у тебя нету миллионов, собрались бороться против системы? Система вас сотрет»».

«После пыток током, подвешивания на сутки и избиений нас завели в камеры, я полторы недели мочился кровью. Также после того, как нас вернули в ИК-10, у меня были проблемы с психикой».

«Из тех, кто участвовал в избиениях и пытках на территории СИ-3 в ИК-7, кроме начальника ЕПКТ Махмадбекова, я смогу опознать Василия Трофимова. Как я понял, он работал там в оперативном отделе. Каждый раз, когда он заходил ко мне в камеру, он почти всегда меня избивал».

«Тем, кого пытали, должна быть обеспечена безопасность»

Я созвонилась с этим бывшим осужденным.

Назовем его Николаем, он не хочет называть свое настоящее имя, но будет готов подтвердить свое свидетельство, записанное адвокатом, тому следователю, который возбудит дело о пытках в омском изоляторе СИ-3.

Я спросила Николая, который, судя по всему, не впервые оказался за решеткой, сталкивался ли он раньше с такими пытками.

Вот его ответ: «У нас в омском управлении бьют постоянно. Но до такого не доходили, чтобы током и полтора суток висеть в наручниках». Причина столь жестокого обращения с заключенными, по мнению Николая, в том, что осужденные пожаловались на плохие условия содержания. Николай говорит, что сотрудники колонии не считают их за людей, уверены в собственной безнаказанности и говорят буквально следующее: «Скажи спасибо, что ты еще живой и что тебя еще кормят, вас вообще надо перестать кормить и желательно бить три раза в день. Вас в общество нельзя выпускать».

О том, как 11 осужденных омской ИК-10 пытали в СИ-3, адвокату Марии Эйсмонт рассказал и Дмитрий Козюков, который после этих страшных пыток тяжело заболел и был освобожден по состоянию здоровья, а теперь лечится в питерской больнице.

Дмитрий Козюков во время лечения после пыток в колонии. Фото: Мария Эйсмонт

«Также есть еще один заявитель, которого я опросила — заявление по нему на пути в Омск, — продолжает Эйсмонт. — Вообще речь идет о группе из 11 человек — у нас есть 10 фамилий, 11-го пока не могут вспомнить — которых вывезли в сентябре 2015 года из ЛИУ-10 (туберкулезная больница, все 11 — больные туберкулезом, среди них были инвалиды. — «МБХ медиа») на ИК-7 в наказание за то, что они много жаловались на плохие условия содержания. И вот их жалобы сначала никуда не выходили, а потом им удалось одну жалобу переслать на волю, и жалоба дошла до Генпрокуратуры, начались какие-то проверки».

«Их повезли их на территорию ИК-7 в этот СИ-3, который уже официально как изолятор в то время не существовал. Но было какое-то здание, которое они по прежнему называют СИ-3, хотя это просто некое помещение, которое по всей видимости использовалось для пыток. Очень дурная слава у этого пыточного места». «И вот там их держали до декабря с сентября и потом где-то перед Новым годом вернули обратно, когда они полностью отказались от всех жалоб и написали, что никаких претензий не имеют. Кто-то из них до сих пор отбывает наказание, кого-то из освободившихся удалось найти. Мы знаем, что еще одного из этой группы следователь также опросил, и он подтвердил показания, данные Дмитрием и другим бывшим осужденным, который просит его не называть».

«Наша задача — чтобы следствие опросило всех, опросило подробно и детально, с учетом того, что те люди, которые сейчас еще находятся в заключении, могу подвергаться давлению, им должна быть обеспечена безопасность. Слухи ходят о том, что их запугивают».

«Вообще, при желании несложно понять, кто из сотрудников в конкретное время там находился. Некоторая сложность заключается в том, что у заключенных, когда их пытали, на головах были надеты наволочки, большинство из них не видело лиц своих мучителей, хотя и они кого-то смогли запомнить. Они также говорят, что могут кого-то опознать по голосам. Наша цель выявить, привлечь к ответственности тех, кто виновен в издевательствах, в истязаниях и в организации этих пыток. Надо понять, что это не какие-то единичные случаи. Совершенно очевидно, что мы имеем дело с пыточной системой, которая сложилась в Омском ФСИН и существует много лет».

«Он, как трансформер, собран по кусочкам»

Я спросила у Николая, возможно ли изменить тюремную систему, чтобы больше не пытали арестантов. Он ответил: «Конечно, возможно. Нужно, чтобы те, кто этим занимается, понесли наказание».

Стоит отметить, что эти 11 осужденных, которых вывозили на пытки в омскую СИ-3 — обычные уголовные арестанты, не «политические», не «экономические». Люди бывалые и особенно ненавидимые тюремщиками. Кстати, у такой категории заключенных есть негласное правило: не жаловаться. Но ситуация была настолько ужасной и пытки столь чудовищными, что арестанты посчитали: молчать нельзя, потому что в омских колониях остались люди, которых может постигнуть та же участь.

«Нельзя это просто так оставить: вот я освободился и ничего про это не говорю. А ведь кого-то там могут убить, — объясняет Николай. — Вот, например, у Димы теперь будет пожизненная инвалидность. Человек заехал в тюрьму нормальный, он даже мог отсидеть 15 лет или уйти на УДО, выйти и жить нормальной жизнью. А сейчас он не может жить нормальной жизнью. Он, как трансформер, весь собран по кусочкам. Это же ненормально. Также у кого-то из нас после этих пыток с психикой не в порядке».

«Если будет подан сигнал из центра»

Пару дней назад я получила письмо из омской колонии-больницы ЛИУ-10. Это жалоба осужденных, которые сейчас там содержатся. Они не поставили свои подписи, потому что боятся, что их накажут за жалобы. А жалуются они на унижения, сексуальные домогательства, на избиения, на моральное и психологическое давление.

Как можно изменить ситуацию и проверить эту информацию?

«При желании любую информацию можно проверить, просто в данном случае это скорее всего потребует больше усилий и времени, — говорит Эйсмонт. — К сожалению, это распространенная проблема — страх потерпевших от жестокого обращения рассказать под своим именем о пытках, чтобы не быть подвергнутым еще худшим пыткам». «Часто мы слышим, что поступили сигналы о насилии из мест лишения свободы, туда приехали адвокаты или правозащитники, а им передали от заключенных отказ от встречи, или даже привели заключенных, и те при них отказались от своих слов. Тут очень важно убедиться, что волеизъявление отражает истинную волю человека, — продолжает адвокат. — Хорошо помню недавний рассказ моей коллеги Веры Гончаровой, которая давно занимается пытками в колониях в Омской области. Она приезжала в Омск встречаться с человеком, или как она описала, «тенью человека», и когда того к ней привели, он на словах отказался от встречи с адвокатом, но потом одними губами ей прошептал «помогите »».

После того, как в СМИ появилось множество свидетельств о пытках в колониях в разных регионах России, кажется, уже и в Следственном комитете и в центральном аппарате ФСИН должны понять, что речь не идет о единичных случаях применения «недозволенных методов», а речь о пыточной системе, которую надо срочно менять.

И если в Москве на это решатся, то появится много новых свидетельств, уверена Мария Эйсмонт: «Если будет подан четкий, недвусмысленный сигнал из центра, от руководства СК, ФСИН, Прокуратуры о том, что вот сейчас они действительно собираются по-настоящему разобраться в происходящем, выявить и наказать садистов, прекратить практику пыток в конкретных колониях, о которых много лет известно, о том аде кромешном, что там происходит — если они будут готовы показать действиями, а не только громкими заявлениями начальников, что они начали настоящую работу по искоренению пыток, если они будут готовы предоставить свидетелям и потерпевшим гарантии безопасности — люди, я уверена, начнут говорить».

Ик 7 омск беспредел

× ВОССТАНОВИТЬ АВТОРИЗАЦИЯ РЕГИСТРАЦИЯ

Материалы

Рубрики

Газета

Заключённый ИК-7 Омска Пётр Царёв (имя и фамилия изменены в интересах заключённого) вырезал на теле фамилии тех, кто его пытает. Парень описал издевательства, которые он пережил и продолжает переживать в колонии, на ста страницах. Вот уже несколько лет: он просит возбудить уголовное дело на сотрудников колонии и признать его потерпевшим, он проходит свидетелем по делу о пытках, он получает отказ на свидание с родственниками и …опасается за свою жизнь.

В мае Пётр Царёв был найден членами СПЧ в «психушке» — психиатрическом отделении омской УФСИНовской больницы №11, абсолютно голым и привязанным к кровати. Благодаря этой встрече с правозащитниками родные узнали, что над заключенным снова издеваются и вышли на связь с нашей редакцией.

Как рассказала мать Петра Царёва – Людмила (имя изменено в интересах заключённого) до звонка Елены Масюк (член СПЧ и обозреватель «Новой») она не подозревала об очередной и принудительной «госпитализации» сына. Родным было известно лишь то, что заключённый проходит свидетелем по уголовному делу и может быть вывезен в СИЗО.

Пётр Царёв — свидетель по делу в отношении 32-летнего инспектора отдела безопасности ИК-7 Василия Трофимова. Его подозревают в превышение должностных полномочий — в создании «пыточной камеры». Дело сейчас рассматривает Советский райсуд Омска – заседания закрыты для слушателей и прессы, свидетели — нынешние заключённые ИК-7 не являются в суд и заседания переносят. Правозащитникам этот факт кажется весьма любопытным. Пётр Царёв, например, не мог прибыть, так как был привязан к панцирной сетке, что с другими заключёнными-свидетелями, остаётся догадываться.

Людмила Царёва говорит, что пытки над её сыном начались в декабре 2015 года — сразу по прибытии в Омск. За всё время, что Пётр Царёв находится в ИК-7, он ни разу не встречался с родственниками. Исключением стало единственное свидание, состоявшееся летом 2017-го – заключённого перевели из колонии в следственный изолятор, так как он проходил свидетелем по уголовному делу.

«В ИК-7 бесполезно просить свидания. Мы увиделись только благодаря тому, что его вывезли в СИЗО. Зато по бумагам — это самая образцовая тюрьма», — рассказывает Людмила Царёва.

— Яд. Газы. Убийства. Он на теле вырезал фамилии тех, кто его пытает, перечислил всех, кто будет виноват в его смерти. На свидании говорит: «Мама, когда я выйду, смогу же всё это в косметическом салоне убрать?». Он психически здоровый, а вот те, кто его пытает – это их нужно в клинику. Он тогда на свидании и рассказал нам о пытках – это и дубинки в задний проход, и инъекции, их также травят газами, ядами. Газ пускают через вентиляционные трубы. Утром просыпается — у него идёт отравление. Он пытался их закрывать, но его сразу пытать. В половине пятого проснулся от отравления – ему пишут нарушение режима. На его теле все написано. Мы его видели, он абсолютно адекватный. После того, как мы уехали, к нему должна была прийти нотариус, чтобы оформить генеральную доверенность, но его сразу же отравили…. отравили всю мою «передачку». Заявление о пытках он передавал через адвоката, сейчас все это регистрируется через канцелярию и естественно не доходят до меня такие письма. Вот всё, что мы успели тогда от него получить – это те, заявления, которые он посылал в разные инстанции, он на ста листах описывал пытки.

Выдержка из заявлений Петра Царёва.

«Прошу вас возбудить уголовное дело на начальника ФКУИК-7 Михайлищева М.М. и на сотрудников администрации ФКУИК-7, которые чинят беспредел и противозаконные действия, а именно насилия и пытки: бьют током, пристёгивая наручниками к клетке и держат так по трое суток до измождения организма, душат, надевая полиэтиленовые пакеты на голову, обливают холодной водой, когда висишь в клетке и замораживают помещение, открывая окна и двери, посыпают снегом, заламывают руки и пальцы, прокручивая ключи между ними… один из сотрудников администрации пытался меня заставить сосать член у другого осуждённого, насилуют пластиковыми бутылками в зад….во время помывки в душе включают кипяток, угрожают меня умертвить, если родители будут обращаться в органы власти или в следственные органы, также меня пытаются отравить ядом, травят продуктами питания, которые я покупаю в магазине ФКУИК-7…».

— Я писала президенту, в Следственный комитет России, во ФСИН – все ответы сходятся в город Омск, а у них все нормально – проведена проверка, ничего не выявлено. Один следователь пытался нашим делом заниматься в Следственном комитете – Вячеслав Носик, так он уволился.

Пётр Царёв всё еще пытается добиться возбуждения уголовного дела в отношении сотрудников, что его пытают, но пока безуспешно.

По словам Людмилы Царёвой, майская изоляция в психиатрическом отделении не первая, в прошлый раз он оказался «эмоционально неустойчивым» при схожих обстоятельствах – требовал возбудить уголовное дело и проходил свидетелем по другому разбирательству.

— Тогда в больнице ему сделала пятьдесят уколов, у него стали отказывать почки. Он нам сказал, что дважды вернулся с того света. Я в ужасе, что в 21-м веке такое творится. Нам самое главное вытащить его оттуда, иначе они его заколют или действительно сделают психом.

По словам правозащитницы – эксперта по защите прав заключённых, Ирины Зайцевой, пытки и издевательства характерны не только для ИК-7, подобное происходит в большинстве колоний Омска.

— Осуждённые, отбывающие наказание в ИК-8, ИК-6, ИК-3, а также в ЛИУ-2 омского ФСИН рассказали аналогичные ситуации. Заставляют раздеться догола и танцевать вальс, особенно популярна такая пытка для мусульман, пытают током. К людям относятся как к рабам – зимой пытки холодом, осуждённых держат на морозе, пытают музыкой – громкая музыка играет круглосуточно.

Как рассказала «Новой» правозащитница Лали Хвичия, сравниться с порядками в омских тюрьмах могут разве что исправительные учреждения Красноярска.

— Пытки такие же. Ничего нового нет. Видимо, по всей России разработаны приёмы вот этих пыток. Там, например, по двое-трое суток заключённые могут голые, скотчем связанные, валяться.

Унижения, по словам правозащитницы, претерпевают и родственники осуждённых, что приходят на длительные свидания.

— Когда заходишь, значит, продукты режут, уничтожают все, то есть, все вытаскивают, все на мелкие кусочки… Они вот грязными ножами режут мыло и тут же этими ножами режут продукты, грязными палками тычут продукты, тут всё проливается, антисанитария полнейшая. Заводят потом в отдельную комнату и начинается: снимайте платье, туфли, трусы, раздвиньте задний проход, присядьте, так, это, разорвите прокладку. И это всё делается при включенном видеорегистраторе. То есть, чтобы пройти к родственникам, они вот это всё терпят.

«Каждый день думали о смерти»: Заключенные заявили о пытках в омской колонии

25 сентября в Омск приехали адвокаты Вера Гончарова и Мария Эйсмонт. Во многом благодаря им получила огласку история о пытках в омской исправительной колонии № 7. В мае 2018 к Гончаровой обратился освободившийся из ИК-7 Сулейманов. После того, как его история появилась в СМИ, к адвокату стали обращаться и другие заключенные и их родственники.

«НАС НЕ ПУСТИЛИ НА ТЕРРИТОРИЮ И ПРОСТО ЗАКРЫЛИ ДВЕРЬ»

Когда заключенные поняли, что появилась хоть какая-то надежда быть услышанными, адвокатов завалили сообщениями о чудовищных условиях содержания в колониях Омска .

— Сейчас открываются все новые и новые случаи, – говорит Мария Эйсмонт . – Притом люди разного возраста, социального положения, образования, отбывавшие наказание в разные годы в ИК-7, том числе не знакомые друг с другом, рассказывают об одних и тех же изощренных пытках и часто называют имена одних и тех же сотрудников колонии.

На этой неделе адвокаты из столицы приезжали в Омск. Марии Эйсмонт так и не удалось встретиться с подзащитными в лечебно-исправительном учреждении № 10. Ей просто вынесли бумаги с отказом заключенных от ее услуг.

— Мы не верим в добровольный отказ от адвоката, — объясняет Мария. — Поэтому я попросила встречи с заключенными, чтобы они смогли отказаться лично. Но передо мной просто захлопнули двери. Если бы меня спокойно пустили в ЛИУ-10, я бы, возможно, и поверила, что там все нормально. После того, что увидела, сделать этого не могу. И не верю в желание ФСИН и прокуратуры проводить настоящие проверки. Если им нечего скрывать, почему они препятствуют проходу адвоката?

Несмотря на крайнюю закрытость системы ФСИН, первые результаты многочисленных проверок после публикаций и заявлений в Следственный комитет все же есть. В августе неожиданно лишился своей должности начальник регионального УФСИН Сергей Корючин. Вероятно, это может быть связано с нашумевшей историей о пытках в омских колониях. Благодаря чудом сохранившемуся и попавшему в Следственный комитет видео с издевательствами над заключенными пока на два года колонии осудили лишь одного человека – инспектора отдела безопасности ИК-7 Василия Трофимова . Суд доказал: надзиратель сколотил банду из заключенных для унижения и подавления воли осужденных. Заключенных заставляли называть друг друга женскими именами, избивали их и всячески издевались.

Вера Гончарова и Мария Эйсмонт в Омске побывали в туберкулезой больнице.

«ИЗ-ЗА ИЗДЕВАТЕЛЬСТВ У МЕНЯ РАССЫПАЛСЯ ПОЗВОНОЧНИК»

Адвокатам известно о 14 осужденных, которые подвергались пыткам. Но говорить о случившемся пока нашли в себе силы не все. «Комсомолка» пообщалась с одним из тех, кто готов идти до конца.

Дмитрий Козюков угодил за решетку в 2008 году. В колонию он попал здоровым, а теперь инвалид. В этом сиделец винит надзирателей, которые весь срок над ним издевались.

— Из колонии я ушел не своими ногами – вынесли на носилках. Актировали меня (освободили из заключения по состоянию здоровья. – Прим. авт.) 2 августа 2017. Из-за пыток просто рассыпался позвоночник, – рассказывает нам Козюков, который до сих пор лечится в больнице. – Когда меня везли на операцию, думал: «Все равно уже умру, наверное. Так хоть другим, может, помогу. Страшно было рассказывать, конечно, не то слово».

— С чего все началось?

— В ЛИУ-10 были невыносимые условия содержания. Например, вместе держали заключенных с закрытой и открытой формой туберкулеза. От сырости и холода по стенам рос грибок. Это и для здоровых людей опасно, а для легочников – смерть. Как выяснилось, все наши жалобы прокуратура передавала обратно руководству ЛИУ-10.

— Как вас наказали за жалобу в первый раз?

— Это, наверное, был один из самых страшных случаев за все время. Меня увезли в дурдом, как буйного. Двое врачей осмотрели и говорят: «А тебя-то к нам зачем? Ты ж здоровый. Ну, что делать — будем лечить». Как это происходит, я примерно знал – человека привязывают к кровати, обкалывают лекарствами, а сверху еще матрас на него кладут. Я понял, что не выдержу этого, поэтому сам протянул руку – мол, колите, я не сопротивляюсь. Там я пролежал вроде бы двое суток, которые почти не помню.

— Когда вас перевезли в бывший СИ-3?

— Я и еще 10 человек продолжили жаловаться, отказывались сотрудничать с администрацией. Чудом удалось передать одну жалобу и дело дошло чуть ли не до Москвы . Руководству ЛИУ-10 позвонили и сказали: «Наведите там у себя порядок». Они, конечно, пришли в ярость. Ну, и разобрались по-своему. Нам сказали, что везут в больницу, а, когда выволокли из автозака, мы все поняли. Это было здание СИ-3, о котором жуткая слава до сих пор идет по всей стране.

— До этого вы там были?

— В 2008 году меня сначала туда отправили. Тогда там был просто кошмар. Например, заключенного могли одеть в юбку или петушком – то есть, как в детский костюм, только для взрослого сшитый. Водили по камерам и заставляли говорить: «Я обиженный и так далее». (Обиженный – заключенный, которого изнасиловали. – Прим. авт.). Туда «на работу» возили группу зэков, которые участвовали в избиениях. Или могли помочиться на человека. А это считается даже еще унизительнее. Несколько заключенных там даже погибли. После этого СИ-3 закрыли, но ломать людей туда продолжали привозить.

«ИЗБИВАЛИ ПОКА НЕ НАЧНЕШЬ ИСПРАЖНЯТЬСЯ»

— Когда вы попали в это место во второй раз?

— В 2015 году. Нас сначала поместили в отсекатель и стали выводить по одному. Они на всю громкость включали музыку, но даже через нее прорывались просто нечеловеческие крики. Нам вынесли ведро – мол, делайте свои дела сюда, а то нам всю камеру загадили. То есть людей пытали до тех пор, пока они не испражнялись. Я все понял, что меня там ждет. Меня повели предпоследним.

— Что происходило в этой камере?

— Меня повели по коридору под углом 90 – это когда корпус тела наклонен, руки за спиной задрали так, что я головой иногда касался пола. В какой-то момент я увидел ноги. Кто-то надел мне на голову наволочку, через пару шагов – еще одну. Я ударился головой о какой-то угол – наверное, это была дверь. Потом меня кинули на что-то мягкое и мокрое. Как я понял потом, матрас был в моче и кале тех, кого пытали до меня. Начали бить деревянной киянкой по пяткам. Боль такая, что прямо мозг пронзает. Потом со всей силы они начали прыгать по спине. После этого перевернули и начали чем-то мазать половые органы. Один это делает, другой сел на меня и держит, а третий орет: «Мы тебя сейчас насиловать будем». Что творилось у меня в голове – не передать словами. У меня начался нервный срыв – потому что в эту угрозу, находясь там, веришь. Потом начал молиться: «Господи, помоги!». А они только хохочут: «Кричи громче, не слышно».

Фото: Мария Эйсмонт

— Что было потом?

— Меня снова приволокли снова в отсекатель, где были уже все остальные. Каждого приковали к решетке за одну руку так высоко, что до пола можно было дотянуться, только стоя на носках. Продержали без еды и воды сутки, даже в туалет не выпускали. Кто хотел – делали все в штаны. Потом отправили всех в одиночные камеры. Там был нарисован квадрат, в котором надо было стоять весь день и во весь голос читать устав колонии. Ноги отекли, как валенки просто стали. Только через месяц разрешили присаживаться за столик.

— Это был единичный случай или все повторялось?

— Это было постоянно. Крики из камер были слышны каждый день. Например, сотрудники веселились тем, что растягивали заключенного. Держишься руками за стену, чтобы не упасть, и даже не можешь закрыться, а тебя бьют по ногам, пока не посадят на шпагат. Потом, если не можешь подняться сразу, пинают между ног. Или, например, заставляют наизусть читать устав колонии. Если ошибешься – снова избивают. Каждый раз, когда включалась музыка и я слышал, что открывают дверь в мою камеру, у меня просто ноги подкашивались от страха.

— Кого-то изнасиловали?

— Кто же о таком расскажет. Был один молодой парень. Его увели на двое суток, когда привели обратно, он даже говорить не мог. Сначала вроде бы написал заявление, что его изнасиловали дубинкой, но потом забрал.

— Что вам помогло выжить в таких условиях?

— Я думал о своих детях. Потом стало легче, когда подселили соседа. Он оказался хорошим человеком, поддерживал меня. Хотя бы было, с кем поговорить. А так каждый день думал о суициде.

— Когда вас вернули обратно в ЛИУ-10?

— Через четыре месяца, когда согласились отказаться от своих жалоб. Кого-то, например, заставили быть дневальным – следить, чтобы заключенные вовремя вставали или шли на обед. Кроме того, в обязанности такого человека входит выполнение любых требований. Например, заставят тебя избить кого-то, и ты избиваешь. Меня сразу увезли в больницу, потому что я уже сам ходить не мог.

— Сейчас то, о чем вы рассказали, продолжается?

— Пока я был в ЛИУ-10 к нам через день «скорая» приезжала. Один раз у человека лица не было, так избили. В карте написали: «Упал с лестницы». Это у них вообще любимый диагноз.

— У вас после случившегося сильно пошатнулось здоровье?

— Конечно, я пришел в колонию в 25 лет абсолютно здоровым. А спустя 9,5 лет у меня туберкулез легких, позвоночника, мочеполовой системы, почек и кишечника. Адские боли. Я намерен добиваться наказания сотрудников колонии, которые над нами издевались – хотя бы ради тех, кто там находится сейчас.

В распоряжение «Комсомолки» попало письмо, переданное заключенными.

«Это фашизм какой-то»: заключенные колонии в Омской области и юристы рассказали о пытках

Освободившийся на днях из омской исправительной колонии N7 Руслан Сулейманов рассказал адвокату правозащитной организации «Русь сидящая» Вере Гончаровой о том, как его и других заключенных пытали надзиратели. Эти данные подтверждаются и из других источников.

Но после новогодних праздников 2018 года Павел сообщил, что его в колонии избили. Травмы зафиксировать не удалось, поскольку работники медсанчасти проигнорировали его просьбы о встрече.

1 мая с Гончаровой встретился Руслан Сулейманов, действовавший по просьбе Павла и сидевший в соседней камере. По словам бывшего заключенного, после избиения Павла «выносили на руках или на простынях, потому что у него отказали ноги». Это Руслан понял из обрывков разговора сотрудников ФСИН.

По словам дагестанца Сулейманова, вместе с ним в колонию поступили 17 осужденных. Всех их сразу же подвергли унизительной процедуре — каждый должен был съесть гречневую кашу с одной и той же ложки «обиженного» (заключенного из низшей касты). Это было не только нарушением правил гигиены, но и преподносилось сотрудниками ФСИН как «унизительная церемония поступления новичка для отбывания наказания». Согласно тюремным понятиям, прикосновение к «опущенному» осужденному или предмету, которым он пользовался, приводило к тому, что второй заключенный тоже попадал в самую низшую касту.

«В случае если человек отказывался есть кашу с этой ложки, его толкали на матрац с подушкой, которая была пропитана мочой. Я тоже отказался есть кашу с этой ложки, после чего с меня сняли спортивные штаны, бросили на матрац и стали кашу ложкой засовывать мне в задний проход«, — вспоминает Сулейманов.

Поскольку он сопротивлялся, мужчине высыпали всю тарелку каши между ягодиц. Затем его изнасиловали черенком швабры. Руслан, протестуя, порезал себе живот и шею. После этого четверо сотрудников ФСИН стали удерживать его, а один из них помочился на его раны, приговаривая, что «это нужно для дезинфекции».

По мнению Гончаровой, пытки были прекращены именно из-за порезов, нанесенных Русланом самому себе. «Трупы никому не нужны«, — поясняет адвокат. Через полмесяца Сулейманову передали отказ в возбуждении уголовного дела. В нем было изложено, что заключенный совершил членовредительство, поскольку не хотел отбывать наказание в Омске. Мужчине также пригрозили ежедневными пытками, если он продолжит писать жалобы. В итоге Сулейманов смирился.

Руслан посоветовал адвокату при посещении колонии обратить внимание на верхние перекладины в камерах-«клетках»: они все истерты. «Как выяснилось, подвешивание в «стакане» — пытка, достаточно распространенная в ИК-7. «Стакан» — это такая узкая клетка, в которой возможно только стоять, — объясняет Вера. — Применяется за неисполнение любых требований сотрудников. От Руслана требовали, чтобы он прокукарекал, причем в это время на нем.

Освободившийся на днях из омской исправительной колонии N7 Руслан Сулейманов рассказал адвокату правозащитной организации «Русь сидящая» Вере Гончаровой о том, как его и других заключенных пытали надзиратели. Эти данные подтверждаются и из других источников.

Но после новогодних праздников 2018 года Павел сообщил, что его в колонии избили. Травмы зафиксировать не удалось, поскольку работники медсанчасти проигнорировали его просьбы о встрече.

1 мая с Гончаровой встретился Руслан Сулейманов, действовавший по просьбе Павла и сидевший в соседней камере. По словам бывшего заключенного, после избиения Павла «выносили на руках или на простынях, потому что у него отказали ноги». Это Руслан понял из обрывков разговора сотрудников ФСИН.

По словам дагестанца Сулейманова, вместе с ним в колонию поступили 17 осужденных. Всех их сразу же подвергли унизительной процедуре — каждый должен был съесть гречневую кашу с одной и той же ложки «обиженного» (заключенного из низшей касты). Это было не только нарушением правил гигиены, но и преподносилось сотрудниками ФСИН как «унизительная церемония поступления новичка для отбывания наказания». Согласно тюремным понятиям, прикосновение к «опущенному» осужденному или предмету, которым он пользовался, приводило к тому, что второй заключенный тоже попадал в самую низшую касту.

«В случае если человек отказывался есть кашу с этой ложки, его толкали на матрац с подушкой, которая была пропитана мочой. Я тоже отказался есть кашу с этой ложки, после чего с меня сняли спортивные штаны, бросили на матрац и стали кашу ложкой засовывать мне в задний проход«, — вспоминает Сулейманов.

Поскольку он сопротивлялся, мужчине высыпали всю тарелку каши между ягодиц. Затем его изнасиловали черенком швабры. Руслан, протестуя, порезал себе живот и шею. После этого четверо сотрудников ФСИН стали удерживать его, а один из них помочился на его раны, приговаривая, что «это нужно для дезинфекции».

По мнению Гончаровой, пытки были прекращены именно из-за порезов, нанесенных Русланом самому себе. «Трупы никому не нужны«, — поясняет адвокат. Через полмесяца Сулейманову передали отказ в возбуждении уголовного дела. В нем было изложено, что заключенный совершил членовредительство, поскольку не хотел отбывать наказание в Омске. Мужчине также пригрозили ежедневными пытками, если он продолжит писать жалобы. В итоге Сулейманов смирился.

Руслан посоветовал адвокату при посещении колонии обратить внимание на верхние перекладины в камерах-«клетках»: они все истерты. «Как выяснилось, подвешивание в «стакане» — пытка, достаточно распространенная в ИК-7. «Стакан» — это такая узкая клетка, в которой возможно только стоять, — объясняет Вера. — Применяется за неисполнение любых требований сотрудников. От Руслана требовали, чтобы он прокукарекал, причем в это время на нем сидели двое надзирателей».

После пыток Руслан оказался в омской больнице N11, где ему дали инвалидность из-за полученной травмы лопатки и нарушения работы руки.

Сулейманов также отметил, что, подвешивая заключенного в «стакане», надзиратели заправляют его штаны в носки, пишет «Новая газета» . «Они же в туалет не выводят, и если в туалет захочешь, чтобы прямо в штаны это все, чтобы ничего на пол не попадало«, — добавил он.

По словам Сулейманова, тюремщики применяли и психологические пытки. Один из силовиков топтал Коран и бил Руслана открытой ладонью, а не кулаком, что мусульмане воспринимают как дополнительное унижение. Кроме того, такой удар практически не оставляет следов. Причем унизить заключенного как мусульманина стремился другой мусульманин — сотрудник ФСИН Шадубек Хаджибекович Мохтамбеков, утверждает Руслан.

Его, уже практически терявшего сознание, собирались пытать током. Но в последний момент в помещение зашел старший надзиратель Иван Тиде, который распорядился прекратить издевательства. По словам Гончаровой, пытки электричеством являются «распространенной процедурой: клеммы цепляют на разные части тела, особенно больно, когда на соски и половые органы».

При поступлении в карантин заключенных раздевают догола и приказывают танцевать «медляки» парами. По словам омского адвоката Салама Мусаева, пытки с сексуальным насилием применяются давно, в том числе в изоляторах. Семь-восемь лет назад в СИЗО-3 одному заключенному засунули в задний проход ножку от стула. Также было несколько случаев, когда «в задний проход вставляли шланг и подключали его к крану с водой, включали сильный напор воды, и несколько человек погибли от разрыва органов».

Надеяться на «официальных» правозащитников, которые все больше «встраиваются в систему», заключенным не приходится. Например, один из руководителей Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) в Омской области был начальником областного СИЗО-1, о котором тоже идет дурная слава.

«Система общественного контроля, к сожалению, потерпела крах — на последних выборах в ОНК вошли большей частью представители силовых структур. Понятно, что это делается ради того, чтобы сохранить закрытость системы. Очень трудно привлечь кого-то к ответственности, зафиксировать следы незаконного воздействия. Система покрывает сама себя. И разрастается«, — говорит Гончарова.

По показаниям Сулейманова Вера Гончарова разослала обращения в Следственный комитет и прокуратуру. Она также планирует в ближайшее время отправиться в Омск, чтобы узнать о судьбе своего подзащитного и «привлечь к ответственности садистов».

«Бороться с этим можно, только добиваясь наказания виновных, — говорит Гончарова. — Хотя бы одно-два дела. Ведь все становится только хуже. Это фашизм какой-то«.

Юрист сетует, что доказать непричастность человека к инкриминируемому ему преступлению все сложнее, даже когда это очевидно. Судьи фактически выполняют функции обвинителей. Оправдательных приговоров становится все меньше: по статистике за 2017 год, их около 0,01 процента. И большинство оправдательных приговоров, как бы мало их ни было, все равно отменяются вышестоящей инстанцией.

«Система штампует приговоры и отправляет на зону, чтобы и так послушная масса населения стала еще более управляемой, не требуя никаких прав и свобод«, — заключила Гончарова.

По данным омской правозащитницы, эксперта фонда «За права заключенных» Ирины Зайцевой, в регионе три СИЗО и 14 колоний, в каждой из которых содержится 1,5-2,5 тысячи заключенных. Более 80 процентов освободившихся из них возвращаются назад.

«Российская система исполнения наказаний не исправляет, а калечит. УФСИН — это своего рода «государство в государстве», — говорит Зайцева.